До моего уха доносились обрывки фраз. Боже мой, они хотят убить его. Но это же заговор. Мне противно, что я стал свидетелем этого гнусного дела. Это заговор. Крыса в своем стане. Зачем им понадобилось его убивать? Что он им сделал? Он хочет добра. Он настоящий лидер, я готов идти за него на смерть. Весте мы сделаем великие дела. Я преклоняюсь перед ним. Но зачем его убивать? Это же государственное преступление. Мне нужно срочно бежать в полицию. Я должен их опередить. Они не убьют его. Только через мой труп. Я никогда не допущу этого. Иначе я не Я. Иначе я никогда себе этого не прощу.

Так думал молодой юноша лет 20. Он стал свидетелем заговора. Как он оказался здесь. Да, очень просто, вчера, когда он шел по тротуару из пивной, на него напали, избили и ограбили. Его полуживого и без сознания затащили в старый заброшенный барак, они думали, что он мертв, но он был на редкость живуч. Он провалялся без сознания три дня, а потом его разбудили чьи-то голоса, доносящиеся из-за стены. Он огляделся, было темно, он понял, что в этом строении несколько смежных комнат. В этой комнатушки он находился один, голоса доносились из соседней. Было сыро, может, это его кровь. Нет, врядли. Где-то монотонно капала вода, ударяясь глухим эхом о бетонную насыпь. Вода, наверное, капала в соседней комнате, когда те двое за стеной уходили, было слышно характерное чмокание обуви по воде. Холодно и темно, и сыро. И кости болят. Но встать я смогу. Кажется, ничего не сломали, только все тело ломит, словно по мне проехался многотонный грузовик, или нет, целый танк с трактором по очереди проезжали по мне. Блин. Вот, влип. Угораздило же меня. Дома поди уже ищут. Интересно, сколько я здесь провалялся. Ах, да, я и совсем забыл, мне нужно срочно рассказать о заговоре. Он попытался встать, но не получилось. Он тянулся обессилевшей рукой, шаркал по стене, отталкивался ногами, но все было бесполезно. Его руки били ватными, как желе, словно там вовсе и не было костей, а нервы были как натянутые струны, он готов был отчаяться, но тут почувствовал, что над его головой находится какая-то балка, и он изо всех сил одним рывком потянулся к ней. Есть, зацепился. Теперь это желеобразное тело болталось на балке. Как быть дальше? Но тут силы окончательно покинули его и он соскользнул с грохотом на пол.
Через пару секунд к нему ворвались двое мужчин. Они подхватили его и вытащили наружу. Быть может, это были те самые, которые были за стеной, может, они стояли снаружи, может, они ушли не далеко. Он потерял счет времени, у него перед глазами все поплыло. Он был очень слаб. Очнулся он уже в госпитале.
Где я? Может, я умер? Кто вы? В комнате сидели двое мужчин, на вид обоим чуть больше двадцати. Один был постарше, он был одет во все черное, к нагрудному карману свитера была прицеплена блестящая брошь. Я не понял, что там изображено, но спрашивать неудобно. Второй был немногим моложе. Он постоянно улыбался. От него исходил какой-то белый свет. Может, это у меня что-то со зрением.
А, очнулись. Ну, как себя чувствуете, товарищ? – участливо спросил старший, а младший улыбаясь поправил мне одеяло в ногах.
А вы кто?
Это товарищ Летченко – сказал старший – а меня зовут товарищ Дьяченко. Мы пришли осведомиться о вашем здоровье. У вас был вид неважный, когда мы вас нашли в заброшенном бараке. Здорово вас побили. За что так?
Я был не в состоянии что-либо говорить. Я молчал.
Может, он немой? – с улыбкой сказал Летченко.
Я молчал. Я не знал, что им сказать. Меня мучил вопрос – их ли голоса я слышал за стеной. Если это и они, то они могли догадаться, что я все слышал.
Ну, чего вы молчите? Скажите, хоть как вас зовут.
Денис.
Денис и все? А фамилия у вас есть, товарищ?
Не помню – я соврал. Я прекрасно помнил свою фамилию, но я не стану им ее говорить. И имя я тоже придумал. Они никогда не должны знать моего истинного имени. Никогда. Я начинаю новую жизнь. Я не могу им доверять. Лучше помалкивать.
Ну, хорошо, Денис. А что, если мы назовем вас Непомнящий? Товарищ Непомнящий. По моему звучит.
Молодец товарищ Летченко, взял так и придумал имя человеку. Тебе бы на ярмарке сказки рассказывать, все придумываешь на ходу.
Он обворожительно улыбнулся:
Да, я такой.

Они еще долго сидели в моей комнате. Наверное, пытались узнать, что мне известно. Мне ничего не известно. Я рыба. Всю информацию узнает только он. Но потом меня вдруг осенило, а что, если они уже убили его? Ведь, я столько времени здесь валяюсь. Это бесконечное завтра уже наступало тысячи раз. Нет, я не могу этого допустить. Нет, они его еще не убили. Иначе, чего бы они здесь крутились.
Вечером пришла сестра. Я спросил у нее о моих посетителях. Она сказала, что они представились моими родственниками. Нет у меня таких родственников, ну, хоть убейте. Подослали агентуру, ничего вы от меня не получите, хоть весь день тут вынюхивайте.
Шел третий день моего пребывания в больнице. Кости мне собрали. Я потерял много крови, но жить буду, и не такое переживал. А ведь, это была не простая шпана, меня заказали, это однозначно. Но кому я мог помешать? Весь день я провалялся в постели, размышляя над событиями. Времени у меня много, выпишут, очевидно, только через неделю.
За окном красными локонами спускался закат, все небо было кроваво красным. И в этот символичный момент пришли мои недавние гости – товарищи Дьяченко и Летченко. Опять пришли разнюхивать. Я опять упорно молчал. Тогда они выдвинули свою боевую артилерию и спросили в лоб, что мне известно об их разговоре. Я спокойно ответил, что все. Они переглянулись. Так, значит, карты раскрыты. Они молчали.
И что вы намерены делать, товарищи?
Они молчали. Теперь я лезу с расспросами, а они, поджав хвост, молчат. Ну, молчите-молчите, скоро я буду пировать, это всего лишь первая победа в череде сокрушительного торжества.
Так, значит, вы все знаете?
Все.
Вы успели об этом кому-нибудь рассказать?
Нет.
Зачем я об этом сказал? Ведь, они могут расправиться со мной здесь и сейчас. Но нет, я никогда не вру, я был участником многочисленных интриг, но ложь во спасение – это удел слабых. Даже, если меня ждет смерть, то ее надо встретить достойно. Так меня учил мой отец.
Они молчали. Дьяченко в исступлении смотрел в пустоту между кроватью и поло, а Летченко ходил взад и вперед по комнате. От его ходьбы рябило в глазах. Но я не смею его остановить. Я раскрыл их карты, пусть понервничают. Я готов ценой своей жизни спасти вождя, нашего лидера, наше все. Без него страна пропадет. Один его взгляд заставляет совершать подвиги. Это божественный человек.
Товарищ, Денис, мы не вправе подвергать вас насилию, вы свободная личность. Мы не будем вас подкупать, не будем грозить расправой. Мы лишь вправе просить вас примкнуть к нам. Это будет выбор свободного человека. Вы сами видите, что мир разделился на две половины. За вами стоит выбор. Нас мало, но многие люди разделяют наше мнение. Нас постоянно уничтожают, но, ведь, правды не скроешь, так или иначе, она вырвется наружу. Мы не торопим вас, подумайте хорошенько над нашими словами. Однажды мы встретимся с вами еще раз, но уже при других обстоятельствах. Я не знаю, что может произойти с нами в ближайшем будущем. Я не знаю, где мы с вами еще встретимся, но то, что мы встретимся – это однозначно. До скорых встреч, товарищ.
Они ушли. Больше они ко мне не приходили. Через неделю меня выписали. Я не стал никому рассказывать про заговор, т.к. он не состоялся. Они боятся меня, боятся, что я придам огласке их деятельность. Они затаились, они не будут высовываться, пока я этого не захочу, все в моих руках, забавно.
Вечер обещал быть интересным. Сегодня мне позвонила Лариса, спрашивала о здоровье. Надеюсь, мы с ней скоро встретимся. Она бросила работу учительницы, перешла в типографию. Что она там забыла? Работа тяжелая и пыльная, а так бы с детками водилась. Не понимаю этих женщин. Я сидел в кафе, доедал свой сливочный кекс. Нужно следить за фигурой, а то после больницы я сильно исхудал, и еда там дрянь. За окном зачинался закат. Огненно-красные языки пламени пронзали голубую простыню. Как кровь. Солнце не хотело уходить, но оно было обязано ежедневно совершать этот ритуал заката, и как ему нетерпелось снова появиться с восходом. Словно, золотыми цепочками кто-то тянул солнце во тьму, оно вырывалось, цепь пронзали его нутро, и его раны кровоточили огненно-красным пламенем. А потом кто-то невидимый обволакивал все небо серой мглой, и наступала мгла. Но сегодня не успел я насладиться поражением солнца, как мимо окна скользнули темные тени, они проникли в кафе и застыли возле моего столика.
Здравствуйте, товарищ, Непомнящий – расплылся в блаженной улыбке товарищ Летченко.
И вам не хворать.
Ну, чего это вы так резко – замялся Летченко – я к вам с душой, а вы.
Вот и встретились, как я и обещал – сказал исподлобья товарищ Дьяченко.
У него на лбу появился свежий шрам, рана еще не зажила, он прятал ее под шляпой. Но от моих глаз ничего не скроешь, даже едва заметного волнения. В это время немного раздосадованный Летченко нетерпеливо перебирал пальцами по столу.
Где это вас так тяпнули?
А, старые счеты.
Летченко покосился на товарища, словно только сейчас заметил его рану.
Вы подумали над нашими словами?
Видать за дело вас так тяпнули.
Это не ваше дело. Вы подумали над нашим предложением?
А ваш товарищ, как будто только сейчас заметил вашу рану. Он, что не участвовал в вашем поединке? Или это была дворовая потасовка?
Хватит ломать комедию. Я спрашиваю вас еще раз – вы подумали над нашими словами?
А чего над ними думать?
Вы с нами или против нас?
А с чего вы взяли, что мир разделился на два полюса?
Он – зло, а мы – спасители.
По вашей теории – все, кто не с вами – это зло?
Нет. Вот, например, вы. Еще недавно вы были против нас, но теперь вы колеблетесь. Разве я не прав?
Он был прав. Еще не так давно он был готов отдать свою жизнь за лидера, он был готов идти на любые жертв ради него, а теперь, его вера пошатнулась. Она не может себе простить этого. Он усомнился в вожде. Значит, он – предатель? Чем он хуже, этих двух. Первая смерть наступает в сердце. Он усомнился в правильности догматов вождя. Он предал свое сердце. Но, разве такое бывает, что сердце отдельно, и человек отдельно. Если он человек без сердца, то можно ли его назвать человеком? Без сердца нет души. Кто он теперь? Он не знал. Он мучительно искал ответ. Еве было намного проще: куснул яблоко и готово. Никто не умер. А здесь – один неосторожный шаг - и море крови. Выбор стоял тяжелый. Он не мог решиться. Я не могу быть не с теми ни с другими. Я предал вождя. Но примкнуть к этим двоим – это просто самоубийство. Моя ущемленная гордость никогда не позволит мне этого.
Я подумал над вашими словами. С тех пор много времени утекло. Я ждал, что скоро вы меня найдете. Более того, я даже уверен, что вы все это время следили за мной.
Они переглянулись. Значит, я был прав.
Вы в курсе всех моих встреч и разговоров, вы знаете, где я был и что я делал. Мне абсолютно не важно, что вы там для меня придумали, я выбираю свой путь. Я не прийти к вам – это слишком легкая добыча. Я знаю, вы хотите именно моими руками устранить моего вождя (тут он невольно поперхнулся), но этому не бывать. Катитесь отсюда, и не приходите ко мне никогда. Вычеркните меня из своей памяти. В тот день, когда вы меня спасли – я для всех умер. До свидания.
Он резко встал. Положил деньги на стол, и даже не посмотрев на своих собеседников, стремительно вышел из кафе. Он шел все время прямо, не важно куда, он и не из таких дыр выбирался. Его поразили собственные слова. Он наконец-то понял причину его душевного надлома – он просто умер. Умер в душе. Он сам не заметил, как это произошло, словно, в той драке хулиганы выбили из него весь его дух, и вместе с награбленным унесли его совесть. Нет у него больше совести. Когда-то была, но это было давно и не правда. Кто он теперь? Что теперь делать? Куда он идет? Он огляделся. Он шел по узкой тропинке вдоль бесконечного ряда домов. Все они были похожи один на другой, кто живет в таких домах? Беднота? Он не мог понять был ли он еще в городе или он вышел в какой-то поселок. Впрочем, это его сейчас волновало меньше. Когда он задавал себе вопрос «Где я?», он прашивал собственно не свое местонахождение, а душевное состояние, где его совесть, которой нет. Он потерял сам себя, хотя он мог ощутить себя в полной мере, мог даже ущипнуть себя. Нет, это не сон. И даже не Жесть. Это еще хуже. Он слышал раньше о таком. Его бывший товарищ Максимов рассказывал об этом. А потом Максимова арестовали и увели, теперь о его судьбе ничего не известно. Найти бы его. Как знать, что ждет меня дальше. Какую игру я затеял. И не играю ли я в свои же ворота?
Он долго шел среди типовых бараков – это детище его вождя. Он остановился у одной из дверей и постучал. Дверь открыла босоногая девочка лет двенадцати. Я попросил воды. Она принесла.
Я очень устал, можно мне зайти?
Сейчас, я спрошу у родителей.
И она скрылась в двери. Через некоторое время в дверном проеме показался рослый мужчина. На вид около тридцати лет, он держался за грудь и тяжело дышал.
Входите.
Я вошел. Сначала мы попали в маленькую прихожую. Я снял свой плащ и шляпу. Потом мужчина пригласил меня пройти в плохо освещенную комнату. Девочка сидела в углу. Единственная свеча стояла в середине комнаты и освещала пространство.
Присаживайтесь.
Я сел.
Что привело вас к нам?
Так. Я заблудился. Решил зайти.
Меня зовут Протопоп, а это моя дочка Настенька. А вас как звать-то?
Денис.
Вот так просто Денис и все?
Да.
Лицо у вас какое-то знакомое.
Возможно, вы меня с кем-то путаете.
Как знать. А вы, Денис, располагайтесь. Настенька, поставь кипяточку.
Не нужно, зачем столько забот.
Люди мы хоть и бедные, но гостя в обиде не оставим.
Я замялся. Я никогда еще не был у бедняков. Им самим есть нечего, а они еще и меня за стол усаживают.
Да, вы, Денис, не стесняйтесь, люди мы простые. Я раньше был крестьянином, а потом хозяйство новая власть развалила, пришлось со всеми пожитками в город перебираться. Теперь я рабочий на Зенковском заводе. Знаете такой?
Я покачал головой. Откуда мне знать, я все по партийной линии пошел.
Теперь хоть какие-то средства есть на жизнь, а на деревне страшно представить, что твориться. За мои слова меня расстрелять могут. А тебе почему-то рассказываю. Глаза у тебя честные. Ты, Дениска, не серчай, если что не так, говори сразу. Тебя отсюда никто не гонит, живи, сколько хочешь. Мы бы рады тебя навсегда оставить, но, сам понимаешь, туго нынче стало.
Вы не волнуйтесь, я немного отдохну и пойду своей дорогой.
А куда ты путь держишь? Здесь куда не посмотри – одни бараки. Даже я иногда ошибаюсь – не в свой захожу.
Он засмеялся. Но смех получился через кашель. Он серьезно болен. А девочка еще мала. И матери у нее нет. Помрет отец – по миру девка пойдет. Жалко ее.
Я тут мимоходом проходил. Шел по своим делам, задумался, и заблудился. Сам не знаю, куда попал.